Когда мы поравнялись с участком, Фрэнк, глядя на меня абсолютно без выражения, тихо спросил:
— Кенжи, так почему ты не пошел в полицию?
— Потому что, когда я совсем уже было собрался туда пойти, появился ты, — ответил я.
— Ах, вот оно что, — промямлил Фрэнк и снова засунул колечко в рот.
У меня вдруг появилось странное ощущение, что я только что преодолел какой-то барьер и перешел в новую фазу. Вот я иду по улице рядом с убийцей, который оставил за закрытыми дверями клуба семь мертвых тел. Вот мы с ним проходим мимо полицейского участка и смотрим в окна на полицейских. На невысоком крыльце стоит кадка с новогодними сосенками, полицейские смеются своим полицейским шуткам. Как будто резня в клубе произошла лет десять назад и все о ней давным-давно успели позабыть.
— Я думал, что ты не пошел в полицию потому, что считаешь меня своим другом. Значит, я ошибся? — сказал Фрэнк, когда участок остался уже позади, и обернулся. Потом обернулся еще раз.
— Значит, ты ошибся, — честно сказал я. — Я и сам толком не знаю, почему не пошел в полицию.
— Но ведь это долг каждого законопослушного гражданина — сообщать полицейским об убийстве. Особенно, если ты был свидетелем этого убийства. Может, ты просто испугался, что я тебя убью?
— Да нет. Я же думал, что ты со своей латиноамериканской красоткой веселишься в лав-отеле. Мне даже в голову не могло прийти, что вы за мной следите.
— Ну что ж, — пробормотал Фрэнк, — в таком случае, я очень рад, что мы не разминулись. Вместо словосочетания «не разминулись» Фрэнк использовал довольно замысловатый оборот «не упустили шанс повстречать друг друга».
— Я, вообще-то, сначала решил тебя испытать. Дай-ка, думаю, я его оставлю одного прямо возле полиции, а сам где-нибудь спрячусь и посмотрю, что он делать будет. Если пойдет в полицию — прирежу его, и дело с концом. Мне было интересно, друг ты мне или не друг. Потому что ни в одной стране мира настоящий друг не пойдет жаловаться в полицию, понимаешь? А если все-таки пойдет, тогда ничего не остается, как его убить. Это мое мнение. А ты что думаешь, Кенжи? Друзей можно предавать?
Я хотел было ответить, что ничего по этому поводу не думаю, но тут у меня в кармане зазвонил мобильник. И именно в этот момент мимо проезжал грузовик. Я прислонился плечом к бетонному забору и, прикрыв трубку обеими руками, чтобы хоть что-то в этом шуме услышать, нажал на кнопку соединения. Это была Джун.
— Кенжи!
— Ага, привет.
— Ты в порядке?
— В полном порядке.
— Я уже дома. Извини, что не смогла позвонить раньше.
— Нет проблем. Все нормально.
— Ты с Фрэнком?
— Да. Мы до сих пор в Кабуки-тё. Так что ты молодец, что домой вернулась.
— Знаешь, я немного волновалась, потому что когда я тебе в последний раз звонила, ты начал что-то говорить про полицию, а потом сразу разъединился. А когда Фрэнк трубку брал, я вообще ничего не поняла. Он пьяный был, что ли?
— Ага. В дым пьяный.
— И еще, ты мне сказал сообщить в полицию, если ты на мой звонок не ответишь, но я не очень поняла, что именно я должна им сказать. Что-то типа «мой парень сейчас вместе с одним иностранцем, которого зовут Фрэнк, и этот иностранец очень опасный, и я звоню, звоню, а мой парень мне не отвечает, сделайте что-нибудь!?» Боюсь, в полиции бы меня не поняли.
— Конечно, не поняли бы.
— Кенжи!
— Что?
— У тебя честно все в порядке?
— Конечно!
Джун немного помолчала и сказала:
— Кенжи, у тебя голос дрожит.
Фрэнк смотрел на меня своим бесстрастным взглядом.
— Ладно, я тебе еще попозже позвоню, — сказала Джун. — И ты, между прочим, тоже можешь мне позвонить. Ты ведь помнишь мой номер? Я еще нескоро лягу.
— Хорошо, — сказал я и отсоединился. Неужели у меня и вправду голос дрожит? А я даже и не заметил. Похоже, теперь я вообще не отдаю себе отчета в том, что со мной происходит. До тех пор, пока кто-нибудь мне со стороны не подскажет или пока я специально не начинаю с другими людьми себя сравнивать. Но кто попало для этого не годится, это должен быть кто-то близкий и дорогой. Кто-то, кому можно верить, когда он говорит мне: «Слышишь, кажется, с тобой не все в порядке» или, наоборот, убеждает меня в том, что я молодец и вообще классный парень.
Я поговорил с Джун всего пару минут. Но странное дело, я словно прозрел. Я наконец-то вспомнил, каким я был до того, как Фрэнк начал убивать всех направо и налево.
Впрочем, когда, выключив мобильник, я взглянул на Фрэнка, я тут же почувствовал, что меня снова засасывает в ту самую дыру, из которой я с таким трудом выбрался. Как будто мне позволили на одну минуту выйти на свежий воздух, а теперь опять запирают в душной комнате без окон.
— Она сейчас у тебя? — спросил Фрэнк, когда мы снова зашагали вдоль дороги.
— Нет, вроде. Сказала, что дома.
— Хм… — неопределенно хмыкнул Фрэнк. Это могло означать все что угодно, как недовольство, так и полное удовлетворение. Полное отсутствие интонации. Но в случае с Фрэнком надо все время помнить, что, во-первых, плохие предчувствия всегда оправдываются, и, во-вторых, что он все время врет.
После этого его хмыканья у меня не осталось больше никаких сомнений — он точно знает, где я живу. И это именно он наклеил окровавленный кусочек кожи на мою дверь. Но так как Джун живет в другом районе — в Такаидо, то ее адреса он, скорее всего, не знает. «Он не сможет убить Джун», — подумал я.
— Знаешь, — вдруг сказал Фрэнк, — эта женщина из Перу, она уже три года в Японии живет. За это время у нее было не меньше пятисот мужчин. Из них четыреста с лишком японцев. А еще она спала с иранцами и китайцами. Вообще-то она из католической семьи, но, по ее словам, в Японии сила Христа ослабевает. В глубине души я ее понимаю. То есть это трудно объяснить, но я понимаю, что она имеет в виду. Она говорит, что год назад у нее случилось одно фантастическое переживание, которое буквально спасло ее от всей этой грязи. Кенжи, это правда, что завтра ночью в Японии будет бить гонг, приносящий спасение?