— Нет, это все экспортные марки, — сказал Фрэнк, — а у нас, в южных штатах — на родине бурбона, — самые вкусные брэнды изготавливаются только для внутреннего пользования. Например, «Jay Dickens» — бесспорно один из лучших сортов виски в Кентукки.
Восемнадцать лет выдержки. По вкусу его невозможно отличить от первоклассного коньяка. Вот видите, о южных штатах всегда говорят плохо, а там много чего хорошего.
Но ни Юко, ни Маки никогда ничего не слышали о южных штатах. Более того — я знаю, в это сложно поверить, — они также не слышали и о войне между Севером и Югом. А когда Фрэнк выразил свое удивление по этому поводу, Маки, нисколько не смутившись, пожала плечами: «А нам как-то без разницы…»
И тут я вспомнил, что уже давно пора позвонить Джун. С тех пор как я встретился с Фрэнком, прошел почти час, а я до сих пор ей не позвонил.
— Слушай, — спросил я у Юко, — ты не знаешь, здесь можно по мобильнику разговаривать?
— Не знаю, — лаконично ответила она, хотя явно имела в виду: «откуда мне знать, я же тебе не хостесс».
— Можно-можно, — вступила в разговор Маки. — Тут все звонят, и ничего. Я всегда звоню. Мне никто не указ. — Этими словами она выдала себя с головой. Значит, она здесь работает. И, соответственно, как минимум — полупрофессионалка.
Мы с Фрэнком сидели вдвоем на низеньком диванчике. Юко и Маки — разместились за столом, прямо напротив нас. Я, конечно, не особо разбираюсь в мебели, но с полной уверенностью могу сказать, что этому диванчику и этому столу самое место было на помойке. От них даже исходила специфическая «нищенская» аура. И это впечатление только усугублялось попытками придать заведению налет роскоши и изящества.
Начнем с того, что и диванчик, и стол были до неприличия маленькими. Честно говоря, мне не нравилось сидеть на этом диване. Меня не покидало чувство, что его обшивка насквозь пропиталась грязью и потом всех несчастных, одиноких и сексуально неудовлетворенных людей, побывавших здесь до меня. Столешница для пущей респектабельности была раскрашена под дерево, но было ясно, что это простая фанера.
За всю свою жизнь я видел очень мало хорошей мебели, но плохую мебель я узнаю безошибочно — достаточно одного к ней прикосновения, и на меня сразу же накатывает волна грусти.
Две девушки, сидевшие напротив нас, были настолько под стать этому столу и этому диванчику, что меня даже потянуло на философские размышления, которые свелись к одной-единственной фразе: «Души убогих и печальных печально обретаются в убогой мебели».
Маки держала на коленях сумочку «Луи Вюиттон». Мой взгляд случайно упал на эту сумочку, и вдруг, в одну секунду, я осознал, почему ради «Прада» и «Шанель» девчонки-малолетки готовы практически на все. Дело в том, что обладание любой настоящей вещью — даже не обязательно фирменной, а просто достойной вещью — дарит человеку частицу счастья, уменьшает его печаль. Но поиск настоящей вещи, которая не была бы брэндом, требует много сил и времени, а также определенной изысканности вкуса. Поэтому фирменные товары так и остаются самыми доступными из настоящих вещей.
Подлокотники нашего диванчика были жутко неудобными. Они нелепо торчали по краям, не позволяя ни сесть боком, ни закинуть ногу на ногу. Так что принять мало-мальски непринужденную позу не было никакой возможности. Мы сидели с Фрэнком нога к ноге или, точнее, бедро к бедру. Поэтому, когда я доставал мобильник из кармана брюк, я, конечно же, задел Фрэнка локтем.
— Ты своей девушке собираешься звонить? — спросил Фрэнк.
Но тут Юко стала совать ему под нос бумажную салфетку, приговаривая «нэйм, нэйм, ю нэйм». По-видимому, она хотела, чтобы Фрэнк написал ей свое имя.
Фрэнк вывел на салфетке заглавными буквами: FRANK, потом на секунду задумался и с обеспокоенным видом обратился ко мне:
— Слышь, Кенжи, как там меня зовут? — И тут же весело рассмеялся, но от этого его смеха мне стало страшно.
Джун наконец сняла трубку:
— А, Кенжи? Привет. Ты в порядке?
— Эээ… — только и успел сказать я, как Фрэнк со словами: «Можно мне на секундочку?» вырвал у меня мобильник. Я инстинктивно сжал кулак, но он с силой надавил мне на запястье и выхватил телефон. Я уверен, именно так голодная горилла срывает с дерева банан.
«Ты совсем охренел, что ли?!» — чуть было не заорал я, но, к счастью, сработал инстинкт самосохранения. Было очевидно, что в данной ситуации бороться за свою честь не приходится. Если бы я был собакой, то в этот момент я поджал бы хвост и завалился бы на бок, признавая себя побежденным.
Это заняло одну секунду: я сидел справа от Фрэнка и держал мобильник в правой руке, когда его рука — левая — пронеслась прямо перед моим носом, на мгновение заслонив мне весь обзор. Этой рукой Фрэнк крепко схватил меня за запястье и отвел мою руку с зажатым в ней телефоном чуть в сторону. Затем, левой рукой все еще сжимая мое запястье, он правой выхватил у меня мобильник, едва не оторвав мне кисть.
Фрэнк обошелся со мной чудовищно грубо. Это было самое натуральное насилие. Но со стороны все выглядело вполне невинно — этакие мальчишеские забавы двух дружков-переростков. Девушки даже захихикали: «Ой, ма-альчики, ну вы даете…»
Оказалось, что Фрэнк очень сильный. Просто невероятно сильный. От прикосновения его рук я почувствовал тот же самый холод, что и вчера, когда в баттинг-центре случайно коснулся его плеча. Металлический, пугающий холод. Я подумал, что своими ручищами он сломает мой мобильник в два счета. Но с мобильником Фрэнк обращался очень нежно, словно в одну секунду лишившись своей нечеловеческой силы.